Знаете, вся эта красочная, но поистине дурацкая история напоминала Честеру роман-пародию Сервантеса под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Честер, естественно, выступал в роли Дон Кихота. Того самого, который промыл мозги рыцарскими романами и в последствии представлял себя в роли одного из этих героических придурков. Этот слабоумный избрал себе даму сердца – Дульсинею, видя в ней едва ли не самую прекрасную женщину в мире, хотя, по сути, она была грузной бабой, вечно пахнущей потом и не умеющей правильно построить предложение. А что он вытворял с мельницами на одном из полей! Этот сумасшедший принял их за чудовищ. И, естественно, начал с ними сражаться. Ну не мудак ли, а? А под рукой у Дон Кихота был его верный оруженосец – Санчо Панса. И, признаться честно, у последнего мозгов было побольше, чем у первого… И пусть, Честер не торопился напяливать на башку кастрюлю, принимая ее за боевой шлем, да и с мельницами сражаться не спешил, но вот эта вся картина в целом – уж очень напоминала ему данное произведение. И если читателю было весело наблюдать за очередными безумствами главного героя, то вот Честеру, ну, нихуя было не весело осознавать, что все происходящее напоминает ему Сервантеса.
А главнокомандующий, между тем, решил последовать примеру своего подданного. Чувак развернулся на сто восемьдесят градусов, что-то прорычал себе под нос и поторопился скрыться из виду двух пришельцев. Если честно, то Честер вздохнул с облегчением. Не хотел Беннингтон убивать еще и этого мужика. Адепт Ареса и так делов сегодня натворил! (Мужчина тяжело вздохнул и окинул взглядом карих глаз тех воинов, которые либо стонали от боли, либо уже отправились в царство Аида).
- Слушай, - рявкнул Честер в сторону Рузвельта, все еще наблюдая за сверкающими пятками главнокомандующего. В его голосе явно слышались злоба, усталость и раздражение. – Ты либо совсем придурок, либо притворяешься. Ты что, нихрена не смекаешь, в какой жопе мы сейчас находимся!? – Честер злился. Очень сильно. Его пиздец как выбешивало все то, что творилось вокруг. Да еще бы! Ведь он подвел не только себя. Он подвел всю свою группировку. Ебать! Наверное, именно поэтому глаза адепта Ареса предательски стали наливаться кровью – такое происходило с ним тогда, когда он бесился и не мог контролировать желания своего Покровителя. Такое происходило с ним сейчас. И, возможно, все бы прошло без последствий, если бы Рузвельт заткнулся. Но черножопый затыкаться не желал. Он говорил, говорил и еще раз говорил. И это только подливало масла в огонь. – ДА БЛЯТЬ! – В бешенстве заорал Честер, резко разворачиваясь к Рузвельту лицом, мощно толкая Носителя спиной к стене так, что тот, кажется, не слабо вмазался в неё затылком. Занеся кулак для удара, Честер от всей своей души ебанул по… Стене. Сантиметрах в десяти от физиономии Рузвельта. Но кто бы знал, каких усилий Честеру стоило сдержаться и не проломить этому парню челюсть. Увы, неконтролируемые припадки гнева и беспощадная жажда крови – были неотъемлемыми атрибутами его не самого добропорядочного Покровителя.
- Твою ж мать… - Прошипел Честер, опуская голову и пытаясь отдышаться. Он все еще опирался на стену правой рукой, которая теперь истекала кровью от встречи с каменной поверхностью. Зато стало легче. Конечно, осознание того, что они в полной жопе – не улетучилось. Но… Просто стало как-то легче. И не хотелось собственными руками придушить этого говорливого попугая. – Болтай меньше, окей? Иначе в следующий раз я точно сломаю тебе челюсть, - мужчина, резко оттолкнувшись от стены,  встал прямо и быстро огляделся. Пока еще стражи было не видно. У них есть минут пять, чтобы свалить с места преступления.
И только Честер подумал о том, что пронесло… Как острый слуг уловил звук двадцати, а, может и тридцати решительно топающих ног.  И слишком уж стремительно эти ноги приближались. Схватив Рузвельта за шкварник, Честер попытался смыться как можно быстрее. Но хитрые стражи их окружили. И их было так много, что адепту Ареса было не справиться даже с одной четвертой воинов.
- Здравствуй, жопа, - Честер отпустил Рузвельта, закинул руки за голову, как того и просили воины, и податливо пошел вперед. Туда, куда направляли его копья, настойчиво тыкающиеся Беннингтону в спину. Рузвельту тоже